В Польше разгорелся скандал: якобы во Вроцлаве пациент умер из-за того, что беларусско-украинская бригада медиков не знала польского языка. Прокуратура опровергла эту версию, но вопросы о том, как контролируют иностранных врачей, остались. MOST поговорил об этом с беларусом, который работает в экстренной медицине в Польше.
Что это за история про смерть пациента
Поводом для скандала стало интервью председателя Нижнесилезской врачебной палаты Павла Врублевского на YouTube-канале Arkadiusz Franas — Pod Prad. Он заявил, что в одной из частных диагностических лабораторий Вроцлава пациент умер прямо во время МРТ: по его словам, бригада медиков из Украины и Беларуси якобы не смогла наладить коммуникацию из-за плохого знания польского языка, не поняла, что ранее у пациента уже был анафилактический шок, и не знала, как реагировать на аллергическую реакцию и вызвать скорую помощь.
Но вскоре прокуратура опровергла эту информацию. Выяснилось, что трагедия действительно случилась — 24 января 2023 года, почти три года назад. Пациент Доминик К. пришел на МРТ брюшной полости с контрастом. Перед процедурой медперсонал в присутствии врача провел стандартный опрос — мужчина не сообщил о хронических заболеваниях и аллергиях.
После введения 10 миллилитров контрастного вещества пациент нажал на тревожную кнопку, пожаловался на одышку и кашель, затем потерял сознание. Персонал и врач немедленно начали реанимацию, технический работник консультировался с диспетчером скорой помощи. После прибытия парамедиков реанимацию продолжили уже на месте, но спасти пациента не удалось. Связь между знанием языка и смертью не установлена.
Система держится на доверии
Валерий (имя изменено) — врач с многолетним опытом работы в экстренной медицине. В Беларуси он больше десяти лет работал на скорой помощи. Сейчас уже больше двух лет принимает пациентов в SOR — отделении неотложной помощи в Польше.
По его словам, в последние годы в Польше вводили несколько вариантов упрощенного допуска иностранных врачей к работе — без нострификации диплома и подтверждения знания польского языка. В числе прочего это позволило компенсировать острую нехватку кадров во время эпидемии ковида.
Но сегодня, чтобы получить право на работу, необходимо подтвердить владение польским языком: либо сдать общий экзамен на уровне минимум B1, либо медицинский экзамен NIL. Он значительно сложнее и включает диктант на медицинскую тему, устную часть и клиническую задачу, когда нужно собрать анамнез и вести диалог с предполагаемым пациентом, роль которого играет член экзаменационной комиссии. Сертификат после NIL выдают быстрее, но подготовка к нему требует больше усилий.
Валерий подчеркивает: упрощенные схемы допуска иностранцев появились не потому, что в Польше не следят за качеством, а потому, что без достаточного количества медиков экстренная помощь просто перестанет работать.
— В таких местах, как SOR или ночная помощь, поляки часто не хотят работать: где-то большая нагрузка, где-то зарплаты ниже. Поэтому нехватка кадров — объективная реальность, — говорит он.
По его словам, польская система во многом строится на доверии: если врач предоставляет диплом и пишет письмо, что владеет языком, ему верят.
«Тут ответственны обе стороны»
Несмотря на введение языковых требований, по словам Валерия, в польские больницы все еще приходят врачи с разным уровнем языка — из-за нехватки персонала система часто вынуждена идти на риск.
— Тут ответственны обе стороны: и врач, который приезжает работать, и польский Минздрав, который закрывает кадровые дыры и делает все, что может, — объясняет Валерий. — Но нам дали возможность работать не санитарами и не на ресепшене, а врачами. Я считаю, за это нужно быть благодарным стране, которая принимает людей, бегущих от войны или режима.
Велерий уверен: язык — это не только вежливый диалог с пациентом.
— Особенно в экстренной медицине важно улавливать каждое словесное действие: инструкции, предупреждения, протоколы, указания. В критической ситуации ошибка перевода может стать ошибкой лечения, — подчеркивает собеседник.
Может ли команда состоять только из иностранцев
По словам Валерия, в кабинетах SOR на одной смене могут оказаться сразу несколько специалистов из других стран.
— Сегодня, например, я работал сутки. Было два терапевта: я и девушка из Украины. Хирург тоже была из Украины. Это основная наша команда. Мы приняли 95–96% пациентов за смену. Это обычная ситуация, — говорит Валерий.
Ограничений на состав бригады нет: если на смене одни иностранные врачи, это не считается нарушением. Старший врач смены, который отвечает за самых тяжелых пациентов, чаще бывает поляком — но это скорее устоявшаяся практика. Национальность в таком случае не имеет значения: важны допуск к работе, квалификация и ответственность.
«Анафилактический шок — это всегда секунды и минуты»
Смерть пациента во Вроцлаве вызвала вопросы: если команда медиков состоит только из иностранцев, которые недостаточно уверенно говорят по-польски, может ли языковой барьер иметь решающее значение в подобной ситуации?
Валерий считает, что при анафилаксии главным фактором становится не язык, а скорость реакции.
— Анафилактический шок — это всегда секунды и минуты. Человек может быстро перестать дышать: либо отекают дыхательные пути, либо падает давление, либо все вместе, — говорит он.
Такую реакцию может запустить почти любой аллерген: лекарственный препарат, укус насекомого, контрастное вещество при обследованиях. И заранее предсказать ее развитие часто невозможно.
Алгоритм помощи во всех подобных ситуациях одинаков: инъекция адреналина, вызов скорой, постоянный контакт с диспетчером. Но даже при идеально выполненных действиях исход может быть трагическим.
— Скорая может не успеть, даже если прилетит на вертолете, — отмечает Валерий.
По его словам, распознать анафилаксию должен уметь любой врач. Но если он никогда не сталкивался с экстренной помощью, может растеряться.
— Тут вопрос не в том, поляк или иностранец. Это может произойти с любым врачом, — подчеркивает специалист.
Вы можете обсудить этот материал в нашем Telegram-канале. Если вы не в Беларуси, переходите и подписывайтесь.
