Двадцатипятилетний беларусский политэмигрант Дмитрий уехал добровольцем воевать на стороне Украины. Из-за этого его маму в Беларуси вызывали в Следственный комитет на допрос, она потеряла работу. MOST поговорил с Дмитрием о решении поехать на войну, давлении на родственников, разнице в отношении к ЛГБТ-сообществу в Польше и Беларуси.
«Через маму пытались повлиять на меня»
— Как давно ты на войне и как вышло, что твою маму уволили из-за этого?
— Я приехал в Украину в конце марта. Сначала не говорил об этом матери. Она, конечно, понимала, что меня туда тянет с начала войны, так как знала мою позицию относительно происходящего. Пыталась отговорить, плакала, просила не ехать. Но я принял решение, от которого не отступил.
До тех пор, пока не пересек границу, мне приходилось лгать ей, что я собираюсь на Кипр (там находится офис компании, в которой я работаю). В ночь, когда пересекал границу, она спросила: «Ты точно улетел на Кипр? У меня очень странное чувство тревоги». После этого я ей и сказал правду.
На работе мама проболталась коллеге, что я на войне. Та донесла начальнику. В середине апреля маму вызвали на разговор, потом увезли в СК на допрос, который продолжался два часа. Затем ей сообщили, что увольняют. Думаю, что через нее пытались повлиять на меня — я уехал из Беларуси из-за преследования властями в 2020 году: за митинги, протесты, участвовал в блокировке метро, дорог. Я не скрываю, что живу в Польше. Давление на родственников было и раньше, но сейчас оно усилилось.
— Твоя мама останется в Беларуси?
— Уезжать из страны она на данном этапе отказывается, несмотря на давление со стороны государственных органов. Считает, что посадить ее не имеют права, поскольку она не причастна к тому, что я нахожусь в Украине. И это действительно так. Решение я принимал самостоятельно. Сейчас она в поисках новой работы.
«Один дом — Беларусь — я уже потерял. Второй потерять не хочу»
— Почему ты решил ехать добровольцем в Украину?
— Потому что Украина — мой второй дом. Я родился в Беларуси, но корни у меня украинские. Большая часть моих родственников — в Украине. Один дом — Беларусь — я уже потерял. Второй потерять не хочу.
— Это было сложное решение?
— Принял я его достаточно быстро. Правда, была большая волокита в Польше, чтобы отменить процесс рассмотрения моего дела по международной защите: мне нужен был паспорт (документ забирают на депозит в момент подачи на международную защиту и возвращают после принятия решения — MOST). В итоге его вернули за несколько дней до отъезда.
Мой партнер сказал, что если я поеду на войну, мы расстанемся. Думаю, он прекрасно понимал, что от своей затеи я не откажусь. Так и вышло. Любопытно, что и раньше, когда я жил в Беларуси с другим парнем и мне пришлось уезжать из страны, он тоже сказал мне: «Кто ты такой, чтобы ради тебя я уезжал за тобой?». Те отношения закончились из-за политической эмиграции, эти — из-за войны.
«Страха смерти по-прежнему нет»
— Как ты готовился к войне?
— Часть экипировки я покупал за свои деньги: плитоноску, форму, каремат, спальный мешок, рюкзак, средства гигиены, обувь, перчатки, головные уборы. После приезда в Украину я получил форму Вооруженных сил Украины, бронежилет, каску и оружие.
В марте я прошел индивидуальную подготовку, которую составил себе сам. Например, бегал в бронежилете по утрам по своему району в Варшаве и в зале на беговой дорожке. Не очень просто было привыкнуть к дополнительному весу в пятнадцать килограмм, который постоянно висит на тебе. Еще ездил на стрельбища, где стреляют из автоматов и пистолетов.
— Как ты себе представлял войну? И какой она оказалась в действительности?
— Тяжело было что-либо представлять, я никогда ведь на ней не был. Но какого-то страха у меня не было. Я заранее подготовил себя к любому исходу событий. В первые дни было много эмоций и адреналина. Сейчас я полностью адаптировался: стрельба и взрывы не пугают. Страха смерти по-прежнему нет.
«На фронте сексуальная ориентация не имеет значения»
— Были ли у тебя дополнительные сложности на войне из-за твоей сексуальной ориентации?
— Нет, на фронте это не имеет значения. Мы все боремся лишь за одно — за свободу, за победу.
— Как давно ты открыто говоришь о своей гомосексуальности?
— О своей ориентации я сам предпочитаю не говорить, но если об этом спрашивают, я не скрываю. В социальных сетях я писал об этом, это не такой уж и секрет. Если люди захотят узнать, они узнают.
— В чем разница в отношении общества к ЛГБТ в Беларуси и в Польше?
— Отношение к ЛГБТ-сообществу в Польше, в целом, ничем не отличается от Беларуси. В Беларуси могут косо посмотреть, но в Польше та же история. Польша отличается только тем, что здесь легализованы ЛГБТ-парады, флаги и всякие такие штуки. Здесь более лояльно, что ли, относятся, ничего не посмеют сказать, если увидят, что ты за руку держишься со своим партнером.
— Как считаешь, достаточно ли лидеры беларусских демократических сил говорят о правах ЛГБТ и квир–людей?
— Будем откровенны, никакие темы ЛГБТ нашими лидерами оппозиции не затрагивались. Я не помню, чтобы обсуждались какие-то конкретные проблемы. Более того, я даже не знаю, какую позицию они занимают.
— Некоторые представители демсил считают, что сначала надо добиться главной цели — убрать режим Лукашенко, а уже затем отстаивать права отдельных групп. Как ты относишься к такой точке зрения?
— Я думаю, что эти процессы должны идти параллельно.
«Хочу остаться в Украине и жить здесь»
— Как считаешь, есть ли вина беларусов в том, что сейчас происходит в Украине?
— Вины беларусов в том, что в Украине идет война, конечно же, нет. Вина целиком лежит на России. Возможно, я буду слишком резок в своих высказываниях, но кровь, которая сейчас проливается, будет на руках не только Путина, но и на гражданах Российской Федерации. Люди ничего не делают с тем, чтобы что-то изменить или высказать свою позицию. Посмотрите на Украину. Люди выходят с голыми руками против танков и вооруженных военных России. Они защищают свой дом любыми способами. А что делают россияне? Ничего.
С каждым днем моя ненависть к России и населению этой страны растет.
Хотя могу сказать, что у меня есть неприязнь и к беларусам, которые сидят и ничего не делают. Таких людей я обобщенно называю «ватниками». Их не устраивает ситуация, но при этом они ничего не делают, чтобы ее как-то изменить: не уезжают, не выходят на митинги, никак не протестуют. Украинцы выходят против вооруженных россиян и не боятся. А беларусы боятся выйти против каких-то омоновцев, которые вооружены лишь дубинками.
— Что планируешь делать после окончания войны?
— Возвращаться в Польшу не планирую. Хочу остаться в Украине и жить здесь.
